Записки бывшего афериста, или Витязь в еврейской шкуре - Максим Камерер
На шум прибежал многострадальный комбат и первое время не знал, что сказать. Просто разевал и захлопывал рот. Потом провели расследование. Оно было недолгим.
— Коля. а где твоя форма?
— Ы?
Оказывается, Николай под действием веществ ночью бегал по футбольному полю перед казармой, срывая покровы. Готовился ко сну, так сказать. Хб, кирзачи, ремень и пилотка валялись по всему стадиону, указуя на масштаб его личности. Незаурядный.
— Как? Как ТЫ МОГ НАСРАТЬ В КАЗАРМЕ?! -пытал комбат героя.
— У меня вегетососудистая дистония, — ответил Засранец и тем обессмертил свое имя. Отныне для всей части он стал Вегетососудистым.
Однажды под дембель эти два кренделя нажрались. Ночью шлялись по расположению. Тут на глаза им попался гипсовый часовой, что бдительно охранял стенд с присягой. Возле плаца стоял он годами, подавая личному составу пример стойкости перед лицом лишений. Два дебила долго бродили вокруг монумента, дергая его за ремень и требуя «грудину к осмотру».
— Почему сапоги не чищены?
— А давай почистим!
— А давай! Почистили ваксой. Полюбовались. Красиво. Ну и уже в угаре начистили ему рыло гуталином, а заодно и кисти рук. Потом сгоняли за соломенной шляпой, что неведомо как попала в автобат. И натянули ее часовому на башку. Последним штрихом послужил окурок, прилепленный Федей к чувственным губам истукана. Шедшего поутру полковника посетила богиня Ата, когда он увидел у Присяги негра в белом кителе и с автоматом. В соломенной шляпе, нагло курящего на посту. Комполка стоял, бешено вращая очами, минут 5, любуясь композицией. Потом порысил в штаб, где пистон получили все. Вздрюченное реакционное офицерье учинило дознание и вычислило авторов. Собственно, кто б сомневался. На художников наорали в 30 глоток и повелели оттереть все взад. Те два дня скребли истукана щетками, мыли чем придется-ничего, не выходит. Черного кобеля добела не отмоешь. Потом решили побелить. Получилось. Статуя засверкала первозданной белизной. До первого дождя. Наутро приезжает проверка и ну полкана пытать, чего это у тебя мулат на плацу делает? Полковник завыл матерно и вздрючил всех снова. Статую побелили заново. Дождь — и стенд караулил метис. Решили покрасить маслом. Заляпали весь постамент. Раз такая беда-художественный совет, в который превратился штаб, разрешил размалевать фигуру реальными цветами. На форму то зеленая краска нашлась. На сапоги черная тоже. А вот с лицом проблема. Коляфедя заебенили лик защитника желтым. Подкрасили глазки, подвели бровки. Подмазали губки. Полюбовались. Ну как живой! Наутро опять проверка. И первым делом, понятное дело, бегом смотреть памятник.
— Полковник. а полковник! А нахера у тебя китайская проститутка заместо негра стоит? Или у бойца желтуха? А зачем он губы накрасил?
Полковник завизжал, орошая оробевшую комиссию слюнями, и приказал снести статуй к ебаной матери. Заодно под шумок уволили творцов. Пока они еще чего не украсили.
Хорош в строю-силен в бою
Сулят нам лучший рацион и школы — черт возьми! —
Но научитесь, наконец, нас признавать людьми,
Не в корме главная беда, а горе наше в том,
Что в этой форме человек считается скотом.
…Между прочим, у многих народов божественное безумие считалось даром Богов.
— Ну тогда Россия точно Богоспасаема. Тут не поспоришь!
— Русофоб ты, Андрюша.
— Это я от твоей жидовской морды? Я не ослышался?
Шел второй час пьянки. Второй литр виски клонился к закату.
— Осторожней! Сейчас самый критический момент. Переломный, я бы сказал! -подал голос третий собутыльник, имени коего не помню. За весь вечер он сказал только одну эту фразу.
— Какой?
— Мы выпили 2 литра на троих- а это, без нескольких пролитых, капель составляет ровно по 666 грамм на рыло. Число Зверя.
— Надо добавить!
— Ну! Изыди, Сатана!
— Прозит!
— Хорошо пошла! Как Иисус в лапоточках по пищеводу пробежал!
— Так о чем мы? А, о Божественном безумии. У меня такое ощущение, что в армии я в этом состоянии пробыл все два года. Как впал в него на сборном пункте, так до дембеля и съезжал с глузда.
— Наивный. Бобслей этот продолжается у тебя и поныне.
— Не суть. Причем, мне кажется, большинство народу так же.
— Тебе не кажется. Как одену портупею, все тупею и тупею..
— Это даже не тупизм… Это… Как вспомню что творили-так вздрогну.
— Обычное дело. Folie à deux- передающийся психоз. Индуцированный бред если угодно.
— Причем ну хоть бы кто посмотрел на этот дурдом взглядом доброго дохтура через пенсне и сказал- «что ж вы творите, суки?»
— А кому говорить? Все ж в теме, а психиатра в казарме нету. А был бы-ему б быстро пенсне б разбили да и на очки послали. Что б не выебывался.
— Ну есть же эти… замполиты… хотя, ты знаешь, один раз у нас замполит прозрел.
— Не верю.
— Ну хорошо, не прозрел, а как бы это сказать… пережил самантху? Испытал катарсис?
— Охуел он, видимо.
— Вот! Именно это слово, спасибо…
— Глаголь.
— У нас в роте видеомагнитофон стоял, отечественный… ВМ-какой-то, не помню.
— Кучеряво жили.
— А у нас за отпуск чего только в роту не везли. И стройматериалы, и люминисцентные лампы, и краску вольноотпущенники тащили.
Вот кто то за видак 10 суток на воле отгулял. Ну солдатики подсуетились и надыбали кассету с порно. Невиданная тогда вещь. Ночью собрались в бытовке и сидят-глядят. Воздух хоть ножом режь. Напряжение зашкаливает. Стекла аж запотели. Телевизор помехи давать начал, не выдержав такого эмоционального импульса.
Толик у нас служил один. Из села сибирского. Амбал под два метра ростом и 140 кг весом. Дикий человек: он унитаз в армии впервые увидел. Так и срал первый раз-за бачок руками держась-думал он для того и поставлен. А тут такое. Срамота во весь экран, да в таких формах, что Толику ни в одном влажном сне не мерещились. Анатоль, как жена Лота, просто окаменел. Во всех местах. Причем внизу-монументально.
И тут «Дежурный по роте на выход!»
Еле успели телек вырубить.
Замполит забегает, засунул рыло в бытовку.
А там люди с исступленными лицами в пустой экран вызверились. Морды сальные, блестят, глаза красные, дышат со всхлипами.
Заму ж интересно. Они ж, замы, все любопытные. Зашел в помещение.
— Смирно!
Народ на рефлексах подорвался.
А там у всех колом стоит в галифе. На зама, видимо. Приступ коллективного приапизма. У Толика такая мачта в зама целится, что тот аж к стенке прижался.
Представил, видимо, как Толян политику партии в его лице на этом колу вертит. Я его понимаю. Я б сам кирпичей навалил бы ежели б на меня такой лось в период гона выполз. В трансе гормональном.
Ну замуля бочком, бочком, попкой по стеночке -и в дверь шмыг…
И как-то ты знаешь, прозрел наш политрук. Поглядел на личный состав другими глазами. Пытался до командира донести, что мы ночью «странные» были. Но командир, простая душа, не разделил замовых прозрений.
— Бухие что ли?
— Дда нет, не пахло.
— Накуренные?
— Вроде не, дымом не тянуло.
— А какие?
— Ну странные… И это… хуй у них всех стоял…
— На тебя?
— Эээ…
— Петя, не еби мне башку. Тоже мне новость, что у солдата хер стоит. Странно, что на тебя, хотя у них и на обои может встать.
Хотя, Петя, может это ты на пизду похож? Гы-гы-гы (Командир не отличался английскими манерами и замов недолюбливал)
Все, отстань.
Замполит потом всем говорил, что сказывается недосып на личном составе, ой как сказывается. И по ночам шастать перестал-от греха.
А Толик так и не очнулся. Все ходил, думал, представлял себе кого-то как-то. Руками перед собой что-то вращал-устанавливал. В общем, я не завидую сибирским девкам. Когда Анатоль с новыми идеями и такими возможностями на дембель домой поехал. Уверен, он там навел шороху.
— Зама прозреть-это достижение, бесспорно. Но нам удалось весь Владивосток заставить посмотреть на армию и флот другими глазами.
— Говори, Андрюш!
— Я ж в морской пехоте служил. Гоняли нас нещадно. Но то хоть по делу- тактика, стрельбы, вождение техники итд. Рукопашка. То есть реально нужные в бою вещи. Ты хоть и выматываешься до предела, но понимаешь, что делом занят.
